Чарышское

Владимир Леонидович Кляус
(Институт мировой литературы им. А. М. Горького РАН:
Российская Федерация, 121069, г. Москва, ул. Поварская, д. 25а)

Людмила Петровна Махова
(Московская государственная консерватория им. П. И. Чайковского:
Российская Федерация, 125009, г. Москва, ул. Б. Никитская, д. 13/6)

Статья опубликована в Научном альманахе «Традиционная культура». Том 19. № 4. 2018. С. 64–92.

Аннотация. В статье рассматривается история казачьей песни «По диким пустыням Китая». Авторами сделаны и выявлены несколько ее записей и публикаций — на Алтае, в Омской обл., Бурятии, Казахстане, Австралии и США. Создание песни связано с уходом казаков, участвовавших в Гражданской войне на стороне Белого движения, в Китай. Авторами показана вариативность ее содержания в зависимости от исторического контекста, в котором оказались и жили исполнители песни. Впервые осуществлена нотация имеющихся аудиозаписей, в том числе опубликованных на аудио CD. Анализ особенностей голосоведения в сольном пении, а также в вариантах, записанных от одиночных исполнителей с элементами реконструкции двухголосия, мужского, женского и двух смешанных ансамблей, позволяет сделать вывод, что именно мужской ансамбль потомков забайкальских казаков в г. Сиднее (Австралия) демонстрирует наиболее интересное развитие многоголосной мелодической фактуры песни.

Народная песня для русских австралийцев оказалась важным фактором их единения на чужбине. Глубоко эмоциональная казачья песня является вершиной творческого мастерства забайкальцев. Сочиненная кем-то из ушедших в Синьцзян сибирских казаков песня «По диким пустыням Китая», оказавшись в Маньчжурии, в Трёхречье, попала на благодатную почву забайкальской песенной казачьей традиции. И трёхреченцам, уехавшими в Австралию, сегодня она напоминает не только о родине их предков, но и об их малой родине — Китае.

Ключевые слова: казачий песенный фольклор, традиционное голосоведение сибирской традиции, забайкальские казаки Австралии.

Жизнь забайкальских казаков на китайской приаргунской территории, в первую очередь в Трёхречье, довольно хорошо уже отражена в научной литературе (см.: [Аргудяева 2016; Тарасов 2003] и др.). Их исход оттуда в Австралию произошёл в начале 1960-х гг. Уехали те, кто в новом Китае и в Советском Союзе для себя не видели места, кто имел личные счёты с большевиками, кто опасался гонений за веру, кто не принимал колхозную и совхозную организацию труда.

Полевые исследования одного из авторов данной статьи в Австралии в 2009, 2015 и 2016 гг. показали, что среди потомков забайкальцев на пятом континенте не фиксируется того многообразия жанров, которое можно встретить у русских Восточного Забайкалья и у китайских русских Трёхречья, а именно сказок, мифологических рассказов, легендарной прозы, заговорно-заклинательной поэзии (см.: [Кляус 2015; Забияко 2017]). При переезде в далекую от России Австралию эти жанры потеряли свою актуальность. Оказавшись на другом континенте в больших городах, порой без копейки в кармане, приехавшим из Китая забайкальским казакам, их детям, привыкшим работать на земле, пришлось заново, с нуля начинать свою жизнь. И многолетняя работа на стройках и фабриках с утра до ночи почти без выходных и отпусков позволила им выжить и обеспечить благополучие своим родным и близким, а затем и помогать родственникам, волею судеб оказавшимся в России.

В австралийских условиях фольклорный багаж забайкальских предков оказался во многом невостребованным, за двумя исключениями — казачья песня и народная хореография¹. Значимость этого факта трудно переоценить, так как в самом Забайкалье сегодня они фактически уже забыты. Одному из авторов настоящей статьи, когда он первый раз оказался на Аргуни в 1992 г., удалось записать единичные образцы казачьей песни. Сейчас же в бывших станицах Забайкальского казачьего войска только вспоминают о том, что их когда-то пели. Не до этих песен было в советские годы в Забайкалье, когда из людей калёным железом вытравлялась память об их казачьих корнях.

Среди русских Австралии особенно известна своим пением семья Родионовых, потомков казаков-старообрядцев из трёхреченского п. Верх-Кули. Впервые братьев Романа Ефимовича (1936 г. р.), Кузьму Ильича (1943 г. р.) и Николая Фёдоровича (1945 г. р.) один из авторов данной статьи услышал осенью 2015 г. Мы встретились в небольшом китайском ресторанчике, где они не раз до этого уже собирались, так как владельцы не против их пения. И действительно, когда в небольшом уютном зале зазвучали казачьи песни, хозяева и посетители с интересом слушали их, не понимая слов, но чувствуя их красоту и силу. В тот же приезд довелось побывать на дне рождения Кузьмы Ильича, который он отмечал в одном из русских клубов Сиднея, и уже почти в семейной обстановке услышать их пение.

В ноябре 2016 г. не только вновь удалось повстречаться с Романом Ефимовичем, Кузьмой Ильичом и Николаем Фёдоровичем, но и услышать уже на юбилее Романа Ефимовича в исполнении почти всего² «Родионовского хора» все шедевры их репертуара — «По диким пустыням Китая», «Ты прощай, наш Забайкал», «Вот скрылось солнце за горою». В тот приезд были записаны забайкальские казачьи песни и от других австралийских русских — Алексея Михайловича Матафонова, Софьи Михайловны Тонких. Это показывает, что в Австралии песни забайкальских казаков сегодня всё еще исполняют. А благодаря тому, что уже несколько лет в Австралии существует «австралийское посольство» Забайкальского казачьего войска, эта песенная традиция получила новый импульс для своего бытования.

Одно из центральных мест в репертуаре братьев Родионовых занимает песня «По диким пустыням Китая», которая представляет собой образец поздней казачьей лирики. По словам К. И. Родионова, песня появилась в Трёхречье в 1930-х гг. Приведем её текст, записанный в 2015 г. от Кузьмы Ильича (запевала), Романа Ефимовича, Николая Фёдоровича Родионовых и Семёна Михайловича Бойкова (пример 1). Песня не раз фиксировалась от братьев Родионовых и с другими исполнителями [Полуполтинных 2012].

Песня была записана от старообрядцев и на другом континенте — в Америке: Е. Н. Розумовской в 1990-х гг. в г. Вудборн (Woodburn) штата Орегон США от харбинца Кирилла Петровича Куцева, 1942 г. р. (пример 2, нотация Л. П. Маховой). Собирателем она отнесена к растяжным проголосным песням.

Пока это наиболее ранняя из известных нам зарубежных фиксаций песни, именно в песенном исполнении, хотя текст печатался в эмигрантских изданиях и ранее.

В 1958 г. текст был опубликован Е. М. Красноусовым в составленном им сборнике «2-я батарея 1-го Сибирского казачьего конно-артиллерийского дивизиона», вышедшем в Брисбене, в виде стихотворения «Казачий поход в Китай» [Красноусов 1958, 355]⁶. К нему есть небольшой комментарий составителя: «Помещаемые мною ниже стихи получены были мною от казака И. Н. Вилкова с короткой пометкой — “без автора”, смысл которой мне не понятен: его ли это стихи или чьи-то чужие, записанные “по памяти”?» [Там же, 351]. Иван Вилков из Сиднея передал Е. М. Красноусову свою подборку летом 1957 г. [Там же, 2]. В ней шесть текстов. «Казачий поход в Китай» стоит последним. Первые пять — стихи, посвящённые истории казачества («Казаки»), описывающие сибирские степные просторы («Степи сибирские»), мирную жизнь казачьей станицы («Станица»), ужасы Гражданской войны («Моему сыну»), осмысляющие значение песни в жизни казаков («Песнь казака»). Пока не удалось атрибутировать их все, но «Станица» — это стихотворение «О станице и кургане» Е. Булавина, жившего на момент его публикации в пражском журнале «Вольное казачество» в Канаде [Булавин 1930], «Казаки» — стихотворение М. Надеждина «На окраинах русской великой земли», известного по публикации в журнале «Доброволец» [Надеждин 1956]. Поэтому пометка «без автора» свидетельствует о том, что И. Н. Вилков сам вёл какой-то блокнот, куда записывал, переписывал понравившиеся ему услышанные/прочитанные стихи и песни, что было обычно для того времени.

Приведём текст «Казачiй походъ в Китай», сохраняя орфографию и пунктуацию публикации Е. М. Красноусова:

По дикимъ пустынямъ Китая, съ тоской, наболѣвшей въ груди,
По милымъ семьямъ изнывая, взводами идутъ казаки.
День жаркiй, воды ни росинки, песокъ да булыжникъ кругомъ.
Казаки роняютъ слезинки, смущаясь друг-друга, тайком.
А тамъ, впереди, чуть мелькая, Полковникъ сѣдой Командиръ.
Онъ, горе людей понимая, съ досадою треплетъ усы.
Онъ пожилъ на свѣтѣ немало, пора-бы ему отдыхать,
Но злая судьба приказала остатки отряда принять.
Ему вспоминаются годы, вся юность и звукъ трубачей:
Не разъ онъ водилъ их в походы, своихъ казаковъ-усачей.
И было то время недавно. Картина иная была:
Служили всѣ честно, исправно, и слава про Войско росла.
Но вотъ закатилося солнце, и землю окутала тьма,
Повылезли гады изъ пекла: свобода въ Россiю пришла.
И люди, въ потьмах заблужденья, дороги себѣ не нашли,
Присягѣ они измѣнили и вложили шашки въ ножны.
И вышелъ тутъ опытъ печальный: купила ихъ кучка жидовъ,
И тутъ-же, съ усмѣшкой злорадной, рубить начала казаковъ.
Повыгнала всѣхъ изъ станицы: съ дубинкою гдѣ-жъ воевать?!
Пришлось намъ къ Китаю стремиться, пришлось намъ въ Китай отступать.
«Ну что-жъ прiуныли, ребята?! Бог дастъ-же, вернемся домой,
Затягивай песню лихую», — сказалъ онъ, махнувши рукой.
И кто-то началъ изъ средины, другiе ему помогли,
И люди, какъ-будто ожили: надѣждою жили они.
И снова дорога пылится, и снова проходятъ ряды,
Теперь ужъ никто не рѣшится продать идеалы свои.

Это самый полный вариант текста из всех известных на данный момент. Судя по характеру построения строф, песня переделана в форму стихотворения: в одной строфе «сведено» два куплета. И только последняя состоит не из четырёх строк, а из двух, т. е. из одного «куплета», который, заметим, пока ещё не зафиксирован в устном исполнении.

Биография составителя и история брисбеновского сборника описана В. А. Шулдяковым в статье «Сотник Е. М. Красноусов и его книга “2-я батарея…”» [Шулдяков 2006]. Командуя 2-й батареей 1-го Сибирского казачьего конно-артиллерийского дивизиона, сотник участвовал в осенних боях 1919 г. в Западной Сибири, зимой 1920 г. отступал с Колчаком до Читы, в 1920–1922 гг. в составе Сибирской казачьей батареи и Забайкальского казачьего артдивизиона воевал в Забайкалье и Приморье. Оказавшись в Китае, он обосновался в Шанхае и оттуда эмигрировал в Австралию в конце 1940-х гг.

Иван Вилков, приславший Е. М. Красноусову «стихотворение», вероятнее всего, был его сослуживцем. И данная публикация прежде всего свидетельствует о том, что текст песни был известен в Австралии до приезда туда основной массы казаков-трёхреченцев, которые на Зелёный континент уехали из Китая только в 1962 г.

В 1975 г. текст песни был опубликован в Приложении к выходившему в Лос-Анджелесе журналу «Первопоходник» под названием «Анненковцы» (№ 27–28, 1975). Жанр не обозначен, но сохранено куплетное построение песни [Анненковцы 1975]. Если сравнивать с публикацией Е. М. Красноусова, то в этом варианте отсутствует куплет, начинающийся словами «И вышел тут опыт печальный…», есть разночтения на уровне отдельных словоформ, что указывает на его независимость от брисбенского сборника «2-я батарея…», у него была собственная история устного бытования в США.

Текст «Анненковцы» в журнале «Первопоходник» стоит сразу после небольшой заметки про А. В. Анненкова. Из этого, а также из самого названия можно заключить, что автор заметки и редакция считают: в нём поэтически отражен уход войск под командованием этого генерала в Северо-Западный Китай, в провинцию Синьцзян, в апреле 1920 г. Странно, что публикаторы не обратили внимания на то, что, уходя, казаки стремятся в Приморье. Для харбинца К. П. Куцева, у которого герои песни поступают так же, это вполне логично, а вот для анненковцев — нет.

Публикуя «стихотворение неизвестного автора» «Казачий поход в Китай» в исследовании «Гибель Сибирского казачьего войска. 1917–1920», В. А. Шулдяков разместил его в главе «Народная дивизия подъесаула Гноевых и подхорунжего Токарева», после раздела «Бегство в Китай» [Шулдяков 2004, 313–314]. По мнению автора, оно отражает историю казаков, участников западно-сибирского восстания, которые в составе Народной дивизии под командованием Гноевых и Токарева прорывалась с боями в Китай, в провинцию Синьцзян, в апреле1921 г., т. е. через год после анненковцев.

О том, что думали об этих стихах/песне русские австралийцы И. Н. Вилков и Е. М. Красноусов, орегонский харбинец К. П. Куцев, мы уже не узнаем. А вот один из наших сиднейских исполнителей, перед тем как петь, сказал буквально следующее: «Песня описывает историю исхода наших прадедов из земли русской, когда уходили поневоле своей. Отстреливались, уходили с “тоской в наболевшей груди”». То есть для трёхреченцев в песне отразилась история тех забайкальских казаков, которые после поражения в Гражданской войне в 1920-е гг. из Забайкалья уходили в Маньчжурию. При желании можно найти и прообраз песенного полковника. К примеру, Софья Михайловна Бойкова рассказывала, что из России в Маньчжурию последних забайкальских казаков вывел полковник Гантимуров. Вывел именно отряд, боевую единицу, как об этом и повествуется в песне [Архив ИМЛИ 2016].

Но текст всё же сочинил не забайкалец и не казак какого-то другого войска на Дальнем Востоке, приамурского или уссурийского. Именно поэтому в нем не отражаются реалии российско-китайского приграничья по Аргуни, Амуру и Уссури. Говорится о «пустынях Китая». В местности, где находятся герои, «песок и булыжник кругом» и в жаркий день совершенно нет возможности добыть воды («в палú нет расúнки / во рту ни росинки / вады ни расúнки). Барга, Трёхречье, да и в целом Маньчжурия, куда уходили участники Белого движения, даже в засушливые годы были хорошо обеспечены водой. А вот природные условия Синьцзяна — полупустыня и засушливые степи — больше подходят к тем, которые описаны в начальных строках текста. Кроме того, из песни следует, что казаки идут пешком, идут взводами и лишь командир на коне «мелькает» впереди. При желании можно, конечно, представить, что так забайкальские казаки уходили в Маньчжурию, но по имеющимся воспоминаниям всё было несколько иначе — по одиночке, семьями, нередко перегоняя свой скот на правый берег Аргуни. В Синьцзян же, потерпев поражение от большевиков, белогвардейцы действительно шли полками, дивизиями — аненковцы, дутовцы, бакичевцы и др., и иногда только с одним оружием и пешком.

Тексты из журнала «Первопоходник», «стихотворение» «Казачий поход в Китай», орегонский и сиднейский варианты, видимо, отражают самую раннюю версию песни «По диким пустыням Китая». Печатные варианты отличаются наибольшей полнотой, в «стихотворении» 13 «куплетов», в «анненковском» — 12, песенные сиднейский и орегонский варианты — по 11 куплетов. В них осмысляются события, произошедшие в России в 1917 г. и определившие переворот в жизни всей страны и судьбе казачества. Само это указывает, что автор был весьма образованным человеком, попытавшимся в поэтической форме выразить своё отношение к одному из сложнейших периодов в истории России. Примечательно, что устное бытование способствовало некоторой редукции куплетов с историко-философским содержанием.

Кратко охарактеризована жизнь казаков в Российской империи (в орегонском варианте отсутствует):

«Казачий поход в Китай»

И было то время недавно. Картина иная была:
Служили всѣ честно, исправно, и слава про Войско росла.

Следующие два куплета всех зарубежных вариантов песни совпадают:

В «стихотворении» «Казачий поход в Китай» это первые строчки четвёртой строфы, они аналогичны сиднейскому варианту и «анненковцам».

Забегая несколько вперёд, заметим, что такой куплет есть и в варианте, записанном И. Г. Чумаковым в с. Соляном Омской обл.

5. Вот спрятался месяц за тучку,
И землю окутала тьма.
Повылезли гады из пепла,
В Россию коммуна пришла.

Он хотя и имеет довольно романсовое начало, снижающее картину апокалипсического характера, но иначе называет то, что же «пришло» в Россию — коммуна, вместо абстрактной свободы, явно взятой автором из лозунга «Свобода. Равенство. Братство», под которым прошла Великая русская революция 1917 г., приведшая к отречению от престола Николая II и Гражданской войне. Значительная часть казаков, служивших «Вере, Царю и Отечеству», оказалась на перепутье. В печатных и в орегонском вариантах это охарактеризовано следующим образом:

«Казачий поход в Китай»

И люди, въ потьмах заблужденья, дороги себѣ не нашли,
Присягѣ они измѣнили и вложили шашки въ ножны.

Использование в «стихотворении» «Казачий поход в Китай» словосочетания впотьмах заблужденья имеет явно книжные истоки. Здесь же говорится, что казаки изменили присяге и отказались служить, что выражено в следующем жесте — вложили шашки в ножны. Орегонский вариант песни сообщает о том же, но совершенно иначе, рисуя абсолютно нереальную ситуацию — казаки продают свои сабли, т. е. остаются вообще без оружия. В «анненковском» продают шпаги, которых у казаков никогда не было. Нереальность придает ситуации символический характер. И следующие строки (в «анненковском» отсутствуют) поддерживают символичность описываемого: мы узнаем о «покупателях», обративших казачьи сабли против самих же казаков.

«Казачий поход в Китай»

И вышелъ тутъ опытъ печальный: купила ихъ кучка жидовъ,
И тутъ-же, съ усмѣшкой злорадной, рубить начала казаковъ.

Казакам пришлось воевать дубинками:

Обратим внимание, что в «стихотворении» «Казачий поход в Китай», хотя и самом полном, нарушена логика повествования: если опираться только на данный текст, не ясно, что купили жиды и почему казакам пришлось воевать дубинками, почему они не вытащили свои сабли из ножен, о которых говорилось ранее? Сиднейский и орегонский песенные варианты в этом фрагменте точнее передают авторский замысел. В. А. Шулдяков неслучайно текст «стихотворения» разместил в разделе об уходе в Китай Народной дивизии после подавления западносибирского восстания 1921 г., а не там, где он рассказывал об анненковцах, дутовцах или каком-либо другом воинском соединении белых, каких немало отступило в Синьцзян. Видимо, дело в том, что многие казаки, вошедшие в ее состав из 1-й Сибирской казачьей дивизии и других повстанческих отрядов, в 1919–1920 гг. поддержали советскую власть. К примеру, подхорунжий С. Г. Токарев, командир повстанческой 1-й Сибирской казачьей дивизии, в 1919 г. одним из первых сдался красным, перешёл от Колчака. В. А. Шулдяков пишет: «В 1919 г. многие казаки-фронтовики ради прекращения Гражданской войны готовы были не только положить оружие перед коммунистами, но и расказачиться, то есть отказаться от войсковой автономии, от казачьего звания и прочего. Лишь бы сохранили жизнь, разрешили вернуться домой, к семье, дали спокойно хозяйствовать на земле. Положили оружие, вернулись, но… Выдержали недолго. <…> Что заставило людей, в конце 1919-го — начале 1920 г. бросавших пушки, пулемёты, винтовки, отказывавшихся от казачества, передумать настолько, чтобы в феврале 1921 г. с вилами и кольями пойти сражаться за восстановление казачьего войска?» Главная причина одна, отвечает на свой же вопрос автор, — военный коммунизм [Шулдяков 2004, 279]. Исследователь также отмечает значительный антиеврейский настрой у повстанцев [Там же, 284–286].

История западносибирского восстания 1921 г., боевой путь Народной дивизии под командованием подъесаула Гноевых и подхорунжего Токарева действительно более всего соотносятся с песней «По диким пустыням Китая». Но, как и любой художественный текст, она обобщает реальные исторические события, поэтому вполне естественно, что так много мнений, какие конкретно исторические события легли в её основу.

О популярности песни в Маньчжурии свидетельствуют ее записи от русских, уехавших в 1950-е гг. из Китая в Австралию, США и СССР.

Как минимум два варианта песни были зафиксированы И. Г. Чумаковым в с. Соляном Черлакского р-на Омской обл. в середине 1990-х гг. от исполнителей, родившихся в «посёлках Трёхреченского района» Китая. В жанровом отношении собиратель отнёс её к «историческим и военно-бытовым». Приводим текст по публикации, не отражающей диалектных особенностей, нотация Игоря Чумакова, редакция тактирования Л. П. Маховой (пример 3).

Собиратель к этим 6 куплетам добавил ещё 2, сделав пометку, что они записаны от И. В. Ушакова:

В рукописи ⁷ И. В. Ушакова эта песня помещена в первом разделе «Казачьи песни» под названием «Казак на чужбине». В папке мы нашли две копии (две страницы машинописи), обе носят следы работы составителя. Ушаковский текст имеет не 8 куплетов, а 7, при этом в первой копии перечёркнуты 5-й и 6-й куплеты, во второй — 5, 6 и 7-й (7-й в последнем случае обведен в овал — видимо, это означает, что куплет перечёркнут по ошибке). Таким образом, И. В. Ушаков, готовя рукопись к печати, посчитал необходимым опубликовать только пять куплетов, их нумерация дана ручкой:

2. (2). День жаркий, воды нет ⁸ росинки
Песок, да булыжник кругом.
Казаки, роняя слезинки,
Смущают друг друга тайком ⁹.

3. (3). А впереди чуть только мелькает
Полковник седой на коне.
Он молча тоску проклинает,
С досадою ¹⁰ он треплет усы.

4. (4). Он прожил на свете не мало.
Пора бы ему отдохнуть,
Но злая судьба ему предсказала
Остатки отряда принять.

(5). Вот спряталось солнце за степью
Вот землю окутала тьма
Повержены враги в пепел,
Свобода в Россию пришла.

Данный куплет перечеркнут.
На одной из копий добавочно зачёркнуты две последние строки и рядом дописано рукой:

Но эти строки также перечеркнуты.

Данный куплет перечеркнут.
На одной из копий добавочно зачёркнуты две первые строки и рядом дописано рукой:

Но эти строки также перечёркнуты.

И. Г. Чумаков, публикуя в сборнике два дополнительных куплета от Ивана Васильевича, скорее всего, слышал от него их изустно. Рукопись свидетельствует, что родившийся в Трёхречье потомственный забайкальский казак творчески подошёл к тексту песни, пытаясь сделать некий её сводный вариант из семи куплетов, опираясь и на то, что он запомнил когда-то сам, слышал от других исполнителей, возможно, что-то добавляя от себя. В конечном итоге, И. В. Ушаков посчитал возможным оставить только пять куплетов, один из которых (пятый, последний) является уникальным для народных исполнителей, но присутствует в варианте, который распевает ансамбль «Казачий спас»¹¹ из г. Улан-Удэ. Вообще, возникает ощущение, что данный коллектив за основу своего варианта поэтического текста взял именно шесть куплетов из текста Ивана Васильевича, чуть переделав куплет № (5), сделав его более логичным, исходя из названия в рукописи И. В. Ушакова — «Казак на чужбине»:

Вот спряталось солнце за степью,
Всю землю окутала тьма.
Китайцы повержены в пепел.
В Россию вернуться пора.

[Ансамбль «Казачий спас», г. Улан-Удэ].

Впрочем, возможно, у Ивана Васильевича и «Казачьего спаса» был какой-то общий источник. Приведённый пятый куплет в содержательном плане даёт новую версию песни, но об этом ниже.

В 2015 г. ещё вариант песни один из авторов данной статьи записал в г. Калачинске Омской обл. от К. Л  и Г. И. Раменских. Ксения Леонидовна родилась и до замужества жила в Харбине, Георгий Иванович родился на ст. Якеши Китайско-Восточной железной дороги (в настоящее время Харбинская железная дорога), откуда молодая семьяи приехала в 1954 г. «в Союз» (пример 4).

Орегонский и омские варианты по содержанию близки варианту Родионовых, все они объединены общим местом «исхода» — Маньчжурией: поселки Трёхречья, КВЖД и Харбин.

Стоит указать ещё на запись песни О. В. Гордиенко и Н. М. Савельевой, сделанную в 1979 г. от песенной группы из с. Шарагол Кяхтинского р-на Бурятии, находящегося в относительной близости от Маньчжурии (пример 5):

Никаких указаний на то, что кто-то из исполнителей когда-либо жил в Китае, собиратели, к сожалению, не оставили, но близость Шарагола к российско-монгольской границе (до 1911 г. российско-китайской) позволяет с большой степенью вероятности предположить, что песня пришла «из-за кордона». Понятно, что в 1970-е гг.,проживая в приграничной зоне, петь о Китае было опасно, поэтому исполнители название соседней страны творчески заменяли глаголом «скитаясь».

Интересно, что в орегонском варианте казаки стремятся в Приморье, в варианте из с. Соляного — к Амуру («Пришлось нам к Амуру стремиться»), а в сиднейском — к границе. Топография, видимо, отражает конкретную историю исполнителей. Вероятно, харбинский старообрядец Кирилл Петрович Куцев, от которого был записана песня в Орегоне, эмигрировал в Китай из Приморья. Для исполнителей из Сиднея и Соляного, чьи предки были из Забайкалья, Приморье не актуально, находится далеко, Амур или просто граница с Китаем (другой для них и не существовало) — намного ближе.

Как уже отмечалось выше, вариант И. В. Ушакова и, возможно, «произведенный» от него вариант ансамбля «Казачий спас» стоят особняком в содержательном отношении благодаря следующему куплету:

Из этого следует, что казаки воевали с каким-то врагом в Китае (И. В. Ушаков), и именно с китайцами («Казачий спас»). Наиболее известная военная компания против китайцев, в которой участвовали и казаки, — это подавление восстания ихэтуаней 1899–1901 гг. Получается, что песня отражает именно данный эпизод в истории казачества. Но странным при этом выглядят строчки в варианте И. В. Ушакова, что когда враги (китайцы?) оказались поверженными, то «Свобода в Россию пришла». Возможно, что Иван Васильевич под врагами понимал всё же не китайцев, а, к примеру, красных. Тогда песня уже совсем о другом: о том, как казаки ушли в Китай, и для него, трёхреченца, это было актуальным и значимым, а когда в 1991 г. прекратила свое существование советская власть, то и пришла в Россию настоящая Свобода, возрождается казачество, которое верит в «Россию и Бога, И в наш православный народ». Сам Иван Васильевич в свое время вступил в Сибирское казачье войско и имел чин есаула.

Мы видим, что буквально одно слово, один куплет способны поменять исторический контекст песни или приблизить её к современности. Скорее всего, это всё же поздняя творческая переработка когда-то услышанной и усвоенной песни. Исходя из синьцзянского происхождения песни, можно предположить, что её до сих пор поют среди русских или потомков русских, живущих в Синьцзян-Уйгурском автономном р-не КНР. Но записей их песенного фольклора нам практически неизвестно, за исключением отдельных образцов. Тем не менее бытование песни «По диким пустыням Китая» было зафиксировано на приграничных с Синьцзяном российской и казахстанской территориях. К примеру, она дважды была записана В. М. Щуровым в Восточно-Казахстанской обл.: в казачьем селе Урыль Катон-Карагайского р-на (1978 г.) и в с. Урунхайка Куршимского р-на (экспедиция 1981 г.). К урунхайскому варианту мы вернемся позже, здесь же сначала охарактеризуем урыльский (пример 6):

Здесь речь идет о казаках, но почему-то слезинки роняют чекисты, а товарищу седому командиру злая судьба приказала «остатки бандитов предать». Фамилии исполнителей — Кубышкина, Ерёмина, Сгибнева. Собиратель ничего не указал относительно их биографии, видимо, просто не спрашивал, но достоверно известно, что в этом селе жили русские, приехавшие из Китая, что, в общем, не удивительно, так как Катон-Карагайский р-н находится на самой границе с Синьцзян-Уйгурским автономным районом (СУАР) КНР. К этой записи есть весьма интересный комментарий собирателя: «Привезли полевые части в конце [19]20-х годов»¹⁴, о чём, видимо, сообщили исполнители. Но что это были за части? В 1920-х гг. это могли быть и белые, и красные, но упоминание чекистов указывает на последних. При этом они были как-то связаны с Китаем, вели боевые действия на его территории. Части Красной армии в 1921–1922 гг. с согласия правительства Синьцзянской провинции в союзе с китайскими войсками действительно участвовали в боевых операциях против белогвардейских подразделений генерала А. С. Бакича и других руководителей Белого движения, ушедших за границу [Наземцева 2010, 45–71].

В 2004 г. в с. Сибирячиха Солонешенского р-на Алтайского края авторами настоящей статьи была записана песня с неожиданным зачином: «Красивые горы Алтая» (пример 7):

Командир у этих «кубанцев» тоже «товарищ седой», и ему «остатки бандитов» приказала «собрать» «советская власть», причём собирает он их «в Аргуте, в щелях» (Аргýт — правый приток р. Катунь). Ни о каких «китайцах», т. е. о русских, приехавших из Китая, в Сибирячихе мы не слышали. Более того, исполнители «Красивых гор Алтая» — потомки старообрядцев-«поляков», которые, как и семейские, на Алтае в середине XVIII в. оказались благодаря Екатерине II, переселившей их c Ветки и Стародубья. Сибирячиха, конечно, подальше от границы с Китаем, чем Урыль и Урунхайка, но тоже по сибирским меркам почти рядом — всего лишь 500 км по прямой.

В сибирячихинском тексте есть странности и смысловые противоречия. Советский отряд «кубанцев» идёт собирать бандитов, хотя ожидаемо было бы сказать — уничтожать. Как следует из последних строк, вроде бы они это и делают: «Остатки бандитов собрали, / Остались в Аргуте, в щелях». Кто же остался (погиб)? То ли «бандиты», то ли «кубанцы», не совсем ясно, но, скорее всего, «бандиты».

Исполнители связывали песню с местной историей: в 5 км от села отряд партизан под командованием Матвея Назарова 2 сентября 1919 г. казнил более ста пленных белых казаков Чарышской станицы, которых он должен был отконвоировать в штаб степной партизанской армии (см.: [Трагедия 2010]). Но топонимика, упоминаемая в песне, — горы Алтая, ущелья р. Аргут (Карагемский прорыв, одно из самых труднопроходимых ущелий Горного Алтая, по дну которого течёт река) — указывает на то, что данный вариант был принесён со стороны и, скорее всего, бойцом ЧОНа(части особого назначения), который принимал участие в разгроме белых частей. Так называемая Аргутская операция 1922 г. была последней наиболее крупной, после которой фактически было подавлено сопротивление «белобандитов». В книге В. Л. Кротова «Чоновцы» приведено замечательное воззвание к чоновцам Ойротского обкомапартии и уездного совещания секретарей волостных партийных комитетов от 10 августа 1922 г.: «Ойротская областная организация РКП уверена, что, несмотря на невероятные трудности и лишения, наши красные отряды <…> уничтожат бандитскую гидру и победный клич разнесётся по диким аргутским ущельям» [Кротов 1974, 76]. Учитывая, что крестьяне Сибирячихи были «за красных», этим бойцом ЧОНа мог быть и сибирячихинский уроженец.

В урыльском тексте странностей не меньше: плачущие чекисты, казаки = чекисты, чекисты-казаки должны предать бандитов. Последнее вообще бессмыслица, если только не предположить невозможное: чекисты оплакивают белых казаков, которых должны убить.

Отмеченные противоречия указывают, что сибирячихинский и урыльский варианты — это творческая переделка песни бойцами РККА и ЧОНа, которую они услышали от своих противников, белых казаков, ушедших в 1920-е гг. в Синьцзян, воюя с ними на территории Китая и Алтая, когда те переходили на советскую сторону.

Совершенно особняком от всех «маньчжурских» и «алтайских» вариантов стоит песня из с. Урунхайка Куршимского р-на Восточно-Казахстанской обл., записанная студенткой (объявляет название песни перед пением) Государственного музыкально-педагогического института имени Гнесиных (далее — ГМПИ, ныне РАМ им. Гнесиных)¹⁶ в летней экспедиции 1981 г. под руководством научного руководителя Лаборатории народной музыки (ныне профессора) Московской консерватории В. М. Щурова (пример 8):

В этом варианте обращают на себя внимание тюремные мотивы — ни о каких казаках речи не идёт, герои песни идут с бритыми лбами. Текст контаминирован с популярной песней на стихи А. К. Толстого «Колодники» (1854?), в которой есть такие слова (2–4 строфы):

Как видим, в урунхайском варианте вообще не говорится ни о каких служивых людях. Речь идёт о каторжниках, и эти строки заимствованы из стихотворения А. К. Толстого «Колодники», имевшего большую популярность среди революционеров (в песенниках текст встречается с начала XX в.). И здесь возникает вопрос: данная «контаминация» — это позднее явление или она, наоборот, отражает какой-то эволюционно более ранний этап бытования текста? Между обеими песнями есть совпадение, которое может быть неслучайным: соединение сюжетных ситуаций: «Герои идут по пустынной местности» и «Герои начинают петь песню».

В пользу данной гипотезы может выступать и следующее наблюдение: из второго названия песни (по её первой строке) — «Спускается солнце за степи…», у исполнителей не могли не возникать ассоциации с другой песней тюремной тематики — «По диким степям Забайкалья», в которой сюжетная ситуация первого куплета и его начальная строка однозначно были прототипами первого куплета и начальной строки «По диким пустынями Китая». Теоретически нельзя исключать, что урунхайская запись — действительно своеобразный вариант «Колодников», который позднее был переделан в казачью песню-хронику, но, скорее всего, это общее место для русской песенной поэзии XIX — начала XX в. о Сибири.

В любом случае урунхайский, урыльский и сибирячихинский варианты подтверждают, что песня была создана в 1920-е гг. в Синьцзяне кем-то из казаков, который воевал на стороне Белого движения и ушёл в Китай. Скорее всего, это был образованный офицер. Историки свидетельствуют, что из Синьцзяна многие из эмигрировавших туда русских потом разъезжались в другие уголки Китая, в том числе в Маньчжурию [Наземцева 2010, 34, 91]. Они-то и принести туда песню.

Особенности композиционного строения исследуемой песни связаны с культурой мужского ансамблевого пения. К ним относится выделенный сольный зачин декламационного характера, занимающий две строки музыкально-поэтической строфы и исполняемый в более быстром темпе, чем следующий за ним ансамблевый подхват (примеры 1, 5, 6, 7).

Cмена счетной единицы внутри строфы (с восьмой в сольном запеве на четверть в ансамблевом подхвате)¹⁷ является стилистическим приемом русской протяжной песенности. Запевает один из нижних голосов — «басúт» (с. Сибирячиха, Алтайский край), «поёт бáсом» (с. Урыль, Республика Казахстан). Подчёркивая сольный зачин песни, И. Г. Чумаков выписывает его без пауз в другом голосе (пример 2), этот же принцип использован для нотаций других вариантов напева.

В с. Шарагол (Бурятия) запев исполняется в триольном ритме вальса, которое особенно ярко проявляется во второй строке (пример 5).

Вальсовость (триольность) в запеве сохраняет и ансамбль «Казачий спас», нарушая при этом традиционное разделение песенной строфы, состоящей из минимум 4-х песенных строк (обозначены латинскими буквами — ABCD), на сольной выделенный зачин (две первые строки — АB) и ансамблевый подхват (3-я и 4-я строки — CD):

Кроме того, ансамбль исполняет песню в «мужской» низкой тональности (до минор), что приводит к тому, что женские голоса удваивают партию мужчин на октаву выше. В триольности запева проявляется влияние эстрадного (более позднего, чем народный) варианта напева песни «По диким степям Забайкалья»:

В организации музыкально-поэтической строфы ведущая роль принадлежит музыкальным средствам формообразования. Песенная строфа состоит из 4-х мелодических строк в напевах из с. Соляного Черлакского р-на Омской обл. (пример 3), г. Калачинск (Калачинского р-на) Омской обл. (пример 4) и с. Урыль Республики Казахстан (южная часть Алтая, пример 6). Отличия в композиции песенного текста проявляются в с. Урыль — ансамбль повторяет текст, сказанный запевалой (АБАБ), в омских вариантах сказывание сюжета песни происходит быстрее (АБВГ):

Урыльский вариант

Омские варианты

В песенной строфе забайкальских казаков не добавляются новые музыкальные фразы, лишь повторяются мелодические обороты ансамблевой части напева (на двух последних строках строфы):

Песенную форму забайкальской строфы сохраняют потомки забайкальских казаков в Австралии (пример 1) и харбинец, уехавший из Китая в США (пример 2). Та же формастрофы сохранилась в с. Шарагол Кяхтинского р-на Республики Бурятия (пример 5).

Алтайские варианты демонстрируют иные формы песенной строфы. В с. Сибирячиха ведущая роль музыкальных средств формообразования проявляется в другом виде повтора (пример 7):

Известно, что иногда народные исполнители могут исполнять песню, по их комментариям, «короче», «без повторов», «скорей». В таком случае сокращается сольный запев, исполняется самая главная, с точки зрения носителей традиции, ансамблевая часть напева (С и D). Так, напоминая песню подругам, её запела В. Л. Чернакова в с. Сибирячиха, сразу исполнив мелодию c 3-й строки (мелодическая линия С):

Василису Лукитичну подруги тут же остановили возгласом: «Нет! Ты не так запеваешь!», сочтя такое исполнение неполным. И предложили спеть версию напева «сначала», несколько раз исполнив сольный запев с продолжением. После подобной «репетиции»-воспоминания и состоялась запись песни (пример 7).

В с. Урунхайка Республики Казахстан (экспедиция лета 1981 г. под руководством В. М. Щурова) запись вели студентки Государственного музыкально-педагогического института им. Гнесиных. Впервые оказавшиеся в фольклорной экспедиции, они, к сожалению, не отреагировали на краткую версию напева и не спросили единственную исполнительницу, как на самом деле должна звучать песня. Так или иначе, мы имеем запись песни без мелодической линии сольного запева — АВ напева (пример 8).

Именно ансамблевое звучание с места хорового подхвата является, по мнению народных исполнителей, «лицом песни». Такую же форму имеет напев, записанный от Н. Т. Казаковой в с. Урунхайка. Приведём последовательность двух песенных строф (пример 8):

По составу исполнителей варианты записей песни можно разделить на сольные (мужские и женскую) и ансамблевые (два смешанных ансамбля и австралийский мужской). Мужские напевы звучат преимущественно в минорных тональностях с опорной тоникой си, до и до-диез. Смешанные и женский ансамбли, а также женщина соло исполняют напев на кварту выше — тоники ми, фа и фа-диез. Напевы из с. Шарагол (Бурятия) и казачьего села Урыль (Казахстан) являются переходными между мужскими и женскими вариантами, но исполняются смешанным ансамблем на удобной для пения женщин высоте.

В момент вступления ансамбля традиционное голосоведение русско-сибирского склада предполагает размещение основной массы звучащих голосов в партии нижнего (ведущего) голоса с одновременным выделением колористической функции верхнего голоса — «подголóска». «Подголóсник» — тот, кто «тянет», «вытягáет на голос» (с. Сибирячиха), «голóсит» (с. Урыль) партию верхнего голоса. В традиционном ансамбле эту партию исполняет один (!) человек. Покажем разделение голосов на примере смешанного ансамбля, в котором запевалой является мужчина и собирателями зафиксировано разделение функций голосов исполнителей: запевает единственный в ансамбле мужчина — И. Х. Аносов, а «тянет верх» Т. И. Максимова:

Возможно, «экономная» запись нотного текста, часто встречающаяся в песенных сборниках, когда партия верхнего подголоска выписывается на одной нотной строке вместе с нижним голосом, привела к искажению традиционного звучания народной сибирской песни. В сценических хоровых и ансамблевых коллективах деление голосов происходит «по партиям» и верхний подголосок исполняют, к сожалению, все сопрано ансамбля или хора (см. выше фрагмент напева ансамбля «Казачий спас»).

Верхний подголосок порой исполняется в терцию с основным нижним голосом (пример 6, строка 3).

С культурой мужского ансамблевого пения связаны:

1) своеобразная остановка на долгих нотах в конце мелодических фраз, соответствующих стиху поэтического текста и «раскачивание» метроритма в кадансирующих оборотах формы (примеры 1 и 5, строки 4 и 6 — предпоследние такты исполняются с движением; также см. пример 8).

Раскачивание метроритма также подчёркивается сменой слогоноты с четверти на восьмую:

2) форма заключительного каданса, подготавливающего согласованный выход голосов на конечный опорный тон в октаву. Мужчины, быстрее осваивающие «новинки» музыкального языка, используют в кадансе ход баса от неустойчивой доминанты (D) к устойчивой тонике (Т), более характерный для разрешения доминантсептаккорда (D7), при этом терция (мажорная или минорная ¹⁸) в аккорде отсутствует — см. пример 5 (с. Шарагол) и пример 6 (с. Урыль). В с. Урыль такой ход баса мужчина исполняет только в 1-й строфе, а со 2-й и далее Пётр Павлович Сгибнев поёт вместе с женщинами (см. вариант голосоведения в примере 6):

Интересно, что в сплоченном ансамбле братьев Родионовых и С. М. Бойкова доминантсептаккорд имеет мажорную терцию (D7 в гармоническом миноре) и ещё два положенных звука (квинту и септиму), но «потерял» свой «бас» — тон V ступени (пример 1, строка 6):

Наиболее богатую фактуру голосов в женском ансамбле демонстрирует запись песни с вариантом 1-й строки «Красивые горы Алтая» из с. Сибирячиха Алтайского края (пример 7). Ансамбль, несмотря на исключительно женский состав, сохраняет очень низкую тесситуру звучания в тональности ми минор. Звук ре малой октавы (обведён в 3-ей строке) — высота предельно низкая для диапазона женского голоса. Ход V — I ступени не используется, так как V ступень была бы си (Н) большой октавы, что выходит за пределы диапазона женского голоса.

В сибирячихинском варианте напева мы впервые видим интервал сексты между верхним и нижним голосами, терцовая втора при этом сохраняется (пример 7, строка 4).

В исполнении казаков Посольской Австралийской станицы (Сидней) традиционное движение терцовой вторы над нижним голосом может переворачиваться на октаву вниз — мелодическая линия верхнего голоса не пропадает, но исполняется на сексту ниже основного голоса (пример 1, строка 3), чему способствует широкий певческий диапазон мужских голосов. То, что это именно линия верхнего подголоска, показывает повторное исполнение этой мелодической фразы напева внутри одной музыкально-поэтической строфы. Линия верхнего голоса дублируется в октаву (пример 1, строка 5).

Среди мелодических оборотов особого внимания заслуживает поступенное нисходящее в кварте движение нижнего голоса, подготавливающее заключительный каданс. Именно в этом месте казаки Посольской Австралийской станицы традиционное голосоведение делают богаче — могут звучать параллельные секстаккорды:

Песня «По диким пустыням Китая» в исполнении братьев Родионовых, казаков-старообрядцев Посольской Австралийской станицы — одно из наиболее ярких проявлений художественного мышления сплоченного мужского певческого коллектива. Хорошая сохранность песенной традиции обусловлена возможностями мужского ансамблевого пения, а именно: обладание широким певческим диапазоном с характерной окраской голосов нижнего и верхнего регистров, выразительность многоголосной фактуры, умелое использование подголосков и ладового развития напева.

Историко-культурные, социальные, политические обстоятельства жизни эмигрировавших в Китай забайкальцев фактически законсервировали до 1960-х гг. казачий уклад, традиционный для этих природных условий русский тип хозяйствования
и быта в организованных ими в 1920-х гг. станицах Драгоценка и Наджи-Булак, в посёлках КВЖД в Северо-Западной Маньчжурии. Это позволило поколению забайкальских эмигрантов 1930–1940-х гг. рождения естественным образом перенять от старших песенную и танцевальную культуру, обрядовые традиции.

Народная песня для русских австралийцев, звучавшая во время семейных застолий, оказалась важным фактором их единения на чужбине. Глубоко эмоциональная, раскрывающая сложные чувства любви к России и гордости за ее воинскую славу, казачья песня является вершиной творческого мастерства забайкальцев. Сочинённая кем-то из ушедших в Синьцзян сибирских казаков, песня «По диким пустыням Китая», оказавшись в Маньчжу рии, в Трёхречье, попала на благодатную почву забайкальской песенной казачьей традиции. И трёхреченцам, которые молодыми уехали в 1960-е гг. в Австралию, сегодня она напоминает не только о родине их предков, но и об их малой родине — Китае, а потому песня была и остается наиболее любимой и знаковой, помогая осмыслять и переживать трагические события 1917 г. и Гражданской войны.

Комментарии к нотным публикациям

Пример 1. Зап. от казаков Посольской Австралийской станицы Кузьмы Ильича (запевала), Романа Ефимовича и Николая Фёдоровича Родионовых, Семёна Михайловича Бойкова, г. Сидней, Австралия. Соб. В. Л. Кляус. 2015 г. [Архив ИМЛИ]. Варианты голосоведения дополнены по записи: [Полуполтинных 2012].

Пример 2. По диким пустыням Китая (04:49, растяжная проголосная песня). Зап. от харбинца Кириллы Петровича Куцева, 1942 г. р., г. Вудберн (Woodburn), штат Орегон, США. 1990-е гг. Соб. Е. Н. Розумовская [CDMAN450–11, № 23].

Пример 3. Зап. в с. Соляное, Черлакский р-н, Омская обл. Соб. И. Г. Чумаков. Нотация Игоря Чумакова. Верхний подголосок реконструирован по записи от И. В. Ушакова [Чумаков 2006, 75–76, № 32]. Редакция тактирования Л. П. Маховой.

Пример 4. Зап. от Георгия Ивановича Раменского, 1934 г. р. (урож. ст. Якеши Китайско-восточной железной дороги, ныне Харбинская железная дорога) и Ксении ЛеонидовныРаменской, 1935 г. р. (урожд. Шиманской); с 1954 г., Калачинск, Калачинский р-н, Омская обл. Соб. В. Л. Кляус. 2015 г. [Архив РГГУ].

Пример 5. «По диким пустыням скитаясь». Зап. от Ильи Харлампиевича Аносова, 1914 г. р., Татьяны Ильиничны Максимовой, 1915 г. р. («тянет верх», т. е. исполняет партию верхнего подголоска), Галины Ильиничны Ануфриевой, 1932 г. р., Екатерины Ивановны Аносовой, 1918 г. р., Пелагеи Николаевны Аносовой, 1924 г. р., с. Шарагол, Кяхтинский р-н, Республика Бурятия. Соб. О. В. Гордиенко, Н. М. Савельева. 1979 г. [НЦНМ МГК. И1872–03]. Окончание текста: [НЦНМ МГК. РА. Ед. хр. 1222в. Блокнот № 2. Л. 19, 19об].

Пример 6. Зап. от Анисьи Павловны Кубышкиной, 1910 г. р., Фёклы Павловны Ерёминой, 1904 г. р., Петра Павловича Сгибнева, 1904 г. р., Клавдии Савельевны Сгибневой, 1912 г. р., с. Урыль, Катон-Карагайский р-н, Республика Казахстан. Cоб. В. М. Щуров. Лето 1978 г. [НЦНМ МГК. И1711–19; РА. Ед. хр. Тетрадь № 1. С. 26]. Ранее опубликовано в нотации автора записи: [Щуров 2009, № 71, 131 (ноты), 202–203 (текст)], с комментариями: «лирическая казачья». Аудиозапись: [СD б. н., 2009, № 25].

Пример 7. «Красивые горы Алтая». Зап. от старообрядцев-«поляков» (единоверцев): Матрёны Сафроновны Дударевой, 1927 г. р. (запевает 1-ю строфу), Пелагеи Феоктистовны Осиповой, 1915 г. р. (запевает со 2-й строфы до конца), Прасковьи Ильиничны Стрельцовой, 1926 г. р., Василисы Лукитичны Чернаковой, 1937 г. р., Александры Павловны Соловьёвой, 1933 г. р. (тянет верхний подголосок) и приезжей с Украины Надежды Тимофеевны Давыдовой, 1939 г. р. (не старообрядка), с. Сибирячиха Солонешенский р-н, Алтайский край. Соб. В. Л. Кляус, Л. П. Махова, А. С. Обухов, М. Левит. 2004 г. (аудио- и видеозапись) [Архив ИМЛИ 2004; НЦНМ МГК: И5475–26 (скользящий микрофон), 5219–04 (общий канал)].

Пример 8. Зап. от Надежды Тихоновны Казаковой (урожд. Незенцевой), 1944 г. р., с. Урунхайка, Курчумский (Куршимский) р-н, Республика Казахстан. Соб. И. Яндульская или Т. Репетюк. 1981 г. [МЭЦ РАМ: 1718–03].

Все нотации, кроме примера 3, выполнены Л. П. Маховой.

ИСТОЧНИКИ И МАТЕРИАЛЫ

Анненковцы 1975 — Анненковцы // Первопоходник. 1975. Приложение к № 27–28. С. 10–11.

Архив ИМЛИ — Фольклорная коллекция Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН.

Архив РГГУ — Архив полевых исследований Учебно-научного центра социальной антропологии Российского государственного гуманитарного университета.

Булавин 1930 — Булавин Е. О станице и кургане // Вольное казачество (Прага). 25 октября 1930 г. № 67. С. 22–23.

Гусев 1988 — Песни русских поэтов: Сб.: В 2 т. / Вступ. ст., биогр. справки, сост., подгот. текстов и прим. В. Е. Гусева. Л., 1988 (Б-ка поэта: Большая сер.).

Красноусов 1958 — Красноусов Е. М. 2-я батарея 1-го Сибирского казачьего конно-артиллерийского дивизиона. Брисбен, 1958.

Кротов 1974 — Кортов В. Л. Чоновцы. М., 1974.

МЭЦ РАМ — Архив Музыкально-этнографического центра им. Е. В. Гиппиуса Российской академии музыки им. Гнесиных.

Надеждин 1956 — Надеждин М. На окраинах русской великой земли // Доброволец. № 45 (1956). С. 9.

НЦНМ МГК — Архив Научного центра народной музыки им. К. В. Квитки Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского.

Полуполтинных 2012 — Песни белой эмиграции. По диким пустыням Китая… Запись А. Полуполтинных. 2012. URL: https://www.youtube. com/watch?v=PVvRKPbgTeU (дата публикации: 28 сент. 2015 г.; дата обращения: 15.01.2018).

Трагедия 2010 — Трагедия Бийского уезда // Перекличка: Электронный журнал русского обще-воинского союза. URL: https:// pereklichka.livejournal.com/62349.html/ (дата обращения: 22.08.2018).

Ушаков — Ушаков И. В. Сборник казачьих песен и народных лирических фольклора 17– 18–19–20 веков, рукопись.

Чумаков 2006 — Чумаков И. Г. Слава вам,братцы! Песни казаков Забайкалья, записанные в Омской обл. Омск, 2006.

Щуров 2009 — Щуров В. М. Русские песни Алтайского Беловодья. М., 2009.

CDMAN450–11 — CDMAN450–11. Русские староверы из штата Орегон (США) Записи 1990-х гг. / Авт. записей и сост. Е. Н. Розумовская: 2 CD. CD2: Мирские песни. СПб., 2011.

СD б. н. 2009 — Русские песни Алтайского Беловодья (№ 1–31). Аудиоприложение к нотному сборнику песен: Щуров В. М. Русские песни Алтайского Беловодья. М., 2009.

ИССЛЕДОВАНИЯ

Аргудяева 2016 — Аргудяева Ю. В. Русские казаки в Трёхречье (первая половина XX в.). Благовещенск, 2016.

Забияко 2017 — Забияко А. П., Забияко А. А. Русские Трёхречья: основы этнической самобытности. Новосибирск, 2017.

Кляус 2015 — Кляус В. Л. Русское Трёхречье Маньчжурии: Очерки фольклора и традиционной культуры. М., 2015.

Кляус, Махова 2018 — Кляус В. Л., Махова Л. П. Танцевальная культура Приаргунья (пляски под наигрыши «Подгорная» и «Сер-
биянка») // Фольклор: Традиция и эксперимент. М., 2018. С. 345–408.

Наземцева 2010 — Наземцева Е. Н. Русская эмиграция в Синьцзяне (1920–1930 гг.). Барнаул, 2010.

Тарасов 2003 — Тарасов А. П. Забайкалье и Китай. Опыт анализа международных связей. Чита, 2003.

Шулдяков 2004 — Шулдяков В. А. Гибель Сибирского казачьего войска. 1920–1922. Кн. 1. М., 2004.

Шулдяков 2006 — Шулдяков В. А. Сотник Е. М. Красноусов и его книга «2-я батарея…» // Седьмые Макушинские чтения:
Матер. науч. конф. (16–17 мая 2006 г., г. Красноярск). Новосибирск, 2006. С. 168–172.

1. О русской мужской пляске в Трёхречье и в Австралии см.: [Кляус, Махова 2018].
2. «Почти всего» потому, что другая часть рода проживает в России и в Казахстане. В 2016 г. в с. Песчаном Павлодарской обл. один из авторов статьи повстречался еще с одним братом — Кузьмой Исаевичем (1943 г. р.), также замечательным песельником. По его словам, когда он приезжает к родным в Омск, откуда имеет возможность по Интернету пообщаться с сиднейскими братьями и сестрами, они «поют по скайпу».
3. Далее структура песенной строфы сохраняется.
4. Последний куплет спел один исполнитель — Семён Михайлович Бойков, и, нужно сказать, довольно неожиданно для братьев Родионовых, которые, судя по всему, его не знают. В других записях песни от них данный куплет действительно отсутствует. Семён Михайлович — атаман австралийской станицы Забайкальского казачьего войска, довольно молодой человек с обширным песенным репертуаром. Откуда он знает куплет, сказать довольно сложно.
5. Далее структура песенной строфы сохраняется.
6. Благодарим В. А. Шулдякова за указание на данный источник.
7. Со сборником песен И. В. Ушакова один из авторов настоящей статьи познакомился ещё в начале 1990-х гг. [Кляус 2015, 33]. Но возможность работать с ним появилась только недавно, когда папка с материалами Ивана Васильевича была ему передана новосибирским фольклористом В. В. Асановым.
8. Первоначально было «не», на «нет» исправлено ручкой.
9. Первоначально было «они», на «тайком» исправлено ручкой.
10. Первоначально было «досадой», буква «й» на «ю» исправлена ручкой.
11. Ансамбль «Казачий спас» (г. Улан-Удэ, пос. Аэропорт, ДК «Авиатор», рук. М. С. Гукасян). URL: дк-авиатор.рф/o-nas/nashi-uslugi/usluga‑2.html; https://poiskm.co/show/казачий-спас (дата обращения: 15.01.2018).
12. Далее структура строфы сохраняется.
13. Далее структура строфы сохраняется.
14. НЦНМ МГК. РА. Ед. хр. 1187. Тетр. № 1 (чистовик). Казахская ССР, лето 1978 г. Щуров [В. М.]. С. 26.
15. Далее структура строфы сохраняется.
16. Из «Отчета В. М. Щурова об экспедиции в Восточно-Казахстанскую обл. в июле 1981 г.» известно: «Наряду со студентами Московской консерватории в экспедиции принимали участие студенты ГМПИ им. Гнесивых, с отделения по подготовке руководителей народных хоров, а также студентка Алма-Атинской консерватории, приглашенная в помощь москвичам, плохо владеющим казахским языком. Всего в экспедиции принимало участие десять человек; руководитель (Щуров В. М.), студенты-теоре-
    тики и композиторы Московской консерватории: С. Коржавин, В. Цыпин, Е. Морошкин, О. Громава, Г. Шойынбекова, Л. Копбаева; студентки ГМПИ им. Гнесиных: И. Яндульская и Т. Репетюк, студентка из Алма-Аты — А. Уакбаева. В процессе работы происходило подвижное деление экспедиционной группы на рабочие подгруппы по 2–3–4 человека» [НЦНМ МГК. РА. Ед. хр. 1288. Л. 1].
17. Кроме напева из с. Урунхайка, в котором отсутствует раздел сольного запева.
18. Иногда используется минорная доминанта.